А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Нож! Нож! Нож! Нет ножа... Замешательство на миг, только на миг - а потом Глеб выхватывает из-за пояса "сэберт", приставляет ствол к веревке и стреляет, и то, что висит на веревке, рушится на Олив, которая падает, принимая на себя всю тяжесть... Бывают вещи настолько дикие, что при всей их очевидности сознание медлит воспринимать их, и только потом, спустя какое-то время, родятся образы и слова, помогающие преодолеть это отторжение.... хотя к пользе ли такое преодоление - сказать трудно. Глеб никогда не видел повешенных, да и не мог видеть их в стране, где смертная казнь была отменена полвека назад - но он много читал, видел рисунки в исторических книгах - и понял бы, увидев повешенного, что это именно повешенный. Но сейчас он растерялся. Что-то внутри подсказало ему, что надо разрезать веревку, что в ней таится главное зло... однако все остальное приходило мучительно - лишь несколько минут спустя, высвободив Олив и тупо помогая ей, он понял, что это было. Женщина, лежащая сейчас в траве, вытянув одну ногу и неестественно, вывороченно отбросив другую, заведя руки за голову - так и висела: одной ногой в петле, лицом касаясь травы... Рот ее был немо растянут в крике, но только хриплые стоны доносились до стоящих над нею. - О, Боже, - выдохнул Дабби. - Какое зверье... - Он нависал сверху, длинный, как фонарь. - Останьтесь с нею, мисс, и вот вы - тоже останьтесь... - он ткнул пальцем не в Глеба. - Остальные - бегом за мной, бегом! - Иди, Глеб, - велела Олив. - Сам видишь - война. Увидимся после. В крайнем случае - в раю. - Олив, - сказал Глеб и сглотнул. - Я... - Он махнул в отчаянье рукой, повернулся и побежал - последним. Хотел оглянуться, но знал: нельзя. Рассвета не было: просто стало светлее. Дождь будто бы прекратился, но пейзаж четкости не обрел, и если каждое по отдельности дерево, или камень, или строение можно было, не напрягая глаз, рассмотреть в деталях, то все это вместе оставалось сумеречно-задымленным, голубовато-серым, таинственным и излишне многозначительным. Отряд медленно спускался по осклизлым камням к подножию полукруглой скалы, нависшей над речной долиной подобно великанскому пушечному ядру, вбитому в крепостную стену. Ядро успело покрыться мхом, порасти травой и тонкими искривленными деревцами. Потом была крутая и скользкая тропа вверх, и Глебу в какой-то момент начало казаться, что ничего не получится, нет, не подняться им... но все-таки поднялись и, рассыпавшись по пологому гребню, проползли несколько ярдов по колючим кустам... Глеб кончиком ствола раздвинул мешающие видеть ветви. До моста было ярдов сто по прямой. Там, впереди и внизу, кипела работа: матросы и мастеровые тащили на веревках гранитные бордюрные камни, вывернутые с обочин, и складывали из них стенку поперек полотна моста - так, что только сбоку, у перил, оставался узкий проход. А между пилонами, у самого въезда на мост, наготове было еще кое-что: две секции решетчатых перил, скрепленные как-то одна над другой, в любой миг могли быть развернуты поперек моста и так закреплены, и тогда... тогда без пушек тут делать нечего, подумал Глеб. Рядом нервничал Дабби. (Вряд ли бы он нервничал сильнее, если бы знал, что два других отряда не придут и никакого штурма не будет. На своих маршрутах они попали в хорошо подготовленные засады и были частично перебиты, частично разоружены. Лишь нескольким волонтерам удалось вырваться и скрыться. Отряду Дабби просто повезло: взвод мятежников, брошенный против них, столкнулся с какой-то группой вооруженных мужчин, рассеял ее - и, сочтя задание выполненным, удалились допивать. Кто были эти мужчины - сказать трудно. Так или иначе, но отряд Дабби ускользнул из-под удара. Засады были организованы лейтенантом Виндамом, который на самом деле был далеко не Виндам и давно уже не лейтенант. Если бы Глеб увидел его там, на рынке... если бы не-Виндам был в макинтоше и котелке... если бы было светло... но было темно, не-Виндам носил ополченческую форму, а Глеб целовался с Олив и потому, конечно, никаких опознаний и разоблачений не состоялось. Что же касается Дабби, то он больше всего на свете боялся своим действием или бездействием подвести кого-нибудь из тех, кому пытаешься помочь. Были у него в жизни такие случаи... Если же Дабби оказывался предоставлен сам себе, он становился решителен и бесстрашен.) Прошло полчаса сверх условленного срока. Сигнала к атаке не поступало. далее